Джон-Том в задумчивости созерцал инструмент. Посмотрим… Меньшие струны – у них и звук будет нежнее. Большой секстет, наверно, в аккорде. За исключением дополнительных маленьких струн, инструмент напоминал пластмассовую гитару, проведшую определенное время в печи.
Талея подобрала одну из флейт. Попыталась высвистать мелодию, но, ограничившись лишь несколькими нотами, отбросила в сторону. Вторая пришлась ей более по вкусу. Опробовав, девушка заткнула флейту за пояс и направилась к лесу. Мадж сразу последовал за нею, но погруженный в изучение странной гитары Джон-Том замешкался.
Она остановилась и, повернувшись к Джон-Тому, подождала, пока тот их нагонит.
– Ну что там опять, журавлиные ноги?
Юноша улыбнулся, словно бы не расслышав, и вновь обратился к инструменту. Тонкие нотки затрепетали в воздухе, сорвавшись с малых струн.
– Это дуара. Только не рассказывай мне, что умеешь играть на ней.
– Талея, парень воще-то говорил, что он у себя был навроде музыканта. – К интересу, проявленному Джон-Томом, Мадж отнесся с явной надеждой. – Вот и тогда, помнишь? Ты как раз уверял меня, что с аккомпанементом у тебя лучше получится.
– Я знаю. Помню. – Джон-Том перебрал пальцами верхние струны. Звук оказался мягче привычного. Как у лиры… почти родной. Он вновь провел по нижним струнам, отозвавшимся тонкими голосами в лад глубоким звукам верхнего набора.
Гнутый гриф, отходящий от резонатора, трудно было держать в руках. Вообще, весь инструмент явно был рассчитан на более широкую грудь. Впрочем, помог короткий ремень, протянувшийся от верха грифа до резонатора. Привычным движением повесив инструмент на шею, Джон-Том обнаружил, что, склонившись вперед, достает до обоих наборов струн. Он перебирал струны обеими руками, подбирая аккорды на верхних и отзываясь нижними.
Талея, вздохнув, отвернулась и направилась дальше, Мадж следовал за нею, замыкал шествие Джон-Том. Сердце его ныло куда сильнее истоптанных ног, но музыка помогала. Он постепенно сообразил, как лучше двигать рукой – учитывая кривизну грифа, – и скоро уже мог подобрать знакомые аккорды, даже кусочки мелодий. Как всегда, успокоительные звуки заставили его почувствовать себя лучше… Дух его возвысился, как и уровень адреналина в крови.
Некоторые песни звучали почти что без фальши. Но, хотя он то натягивал струны, то ослаблял их, чистого звука не получалось… Джон-Том стал опасаться, что порвет струны или поломает колки. Впрочем, инструмент едва ли можно было назвать нежным, скорее наоборот. Просто он еще не научился его настраивать.
Где-то в середине дня Талея перебралась к нему поближе и, прислушиваясь к почти музыкальным звукам, выходившим из-под рук Джон-Тома, спросила без обычных колкостей и сарказма:
– Джон-Том, а ты не чаропевец?
– Мммм? – Он поднял глаза. – Как это ты меня назвала?
– Чаропевец. – Она кивнула в сторону выдра, вышагивающего в нескольких ярдах впереди. – Мадж говорил, что волшебник Клотагорб втащил тебя в наш мир, потому что посчитал чародеем, который мог бы помочь ему в колдовских делах.
– Правильно. Но у меня же незаконченное высшее.
Она с сомнением поглядела на него.
– Волшебники таких ошибок не допускают.
– Ваш вот сплоховал.
– Значит, ты не… – Она странными глазами глядела на него. – Чаропевец – это такой волшебник, который чародействует с помощью музыки.
– Неплохая идея. – Джон-Том коснулся нижних струн, и в воздухе, смешиваясь с золотистыми от солнца пылинками, заплясали почти безупречные ноты. – Хорошо бы ты оказалась права. – Он смущенно ухмыльнулся. – У нас мне говорили, что хотя тенор мой чарующим не назовешь, однако мелодия выходит чудесно. Но это вовсе не то, о чем ты думаешь.
– А ты откуда знаешь? Вдруг Клотагорб не ошибся?
– Талея, это глупо. Я не более волшебник, чем вы с Маджем. Черт, даже просто играть на этой штуковине на ходу и то сложно… А тут еще посох мешается за спиной: все норовит высвободиться. К тому же, – пальцы его пробежали по верхним струнам, – я даже настроить его не могу. А как играть, если все время фальшивишь?
– А ты всеми дутипами воспользовался? – В ответ на откровенно недоумевающий взгляд его Талея жестом указала на настроечные колки. Он кивнул. – А как насчет дутипов? – Юноша вновь не понял и на сей раз имел все основания удивиться.
Снизу в днище инструмента были вделаны две кнопки. Он их не заметил – все внимание свое Джон-Том уделил струнам и дутипам, как она их называла. Юноша покрутил кнопки. Каждая каким-то образом сжимала тоненькие металлические и деревянные стойки внутри резонатора. Одной регулировались дисканты, другая разом понижала звук на пару октав и приблизительно соответствовала бас-модулятору. Он внимательно поглядел на них. Вместо обычных «диск» и «бас» на кнопках стояло «дрызг» и «масс».
Однако качество звука определенно улучшилось.
– Попробуй теперь, – потребовала Талея.
– Что пробовать? Я уже на Мадже проверял, так что не советую рисковать…
– Я не боюсь, – ответила она, не поняв. – Не ищи звук, поищи магию. Не мог столь великий волшебник, как Клотагорб, допустить подобный промах, невзирая на старость.
Магию ей подай, размышлял Джон-Том… Не ищи звук. Ух ты, а ведь ведущий бас одной из весьма знаменитых групп говорил ему совсем другое. Проще было попасть к папе римскому, чем встретиться с этим музыкантом, – Джон-Том совершенно случайно столкнулся с ним в вестибюле перед концертом. В зале ожидали двадцать тысяч человек. Запинаясь в трепете перед знаменитостью, он умудрился спросить обычного в таких случаях «совета молодому… трудолюбивому гитаристу».